Фраудаторные сделки в процедурах банкротства: пределы добросовестности должника

Процедура банкротства в украинском праве давно перестала быть лишь механизмом распределения активов. Она превратилась в инструмент восстановления справедливости между всеми участниками, где ключевое значение имеет поведение должника в период ухудшения его финансового состояния. Насколько честно он действовал, пытался ли сохранить имущество для расчетов с кредиторами или, наоборот, выводил активы и создавал преимущество отдельным лицам — именно это становится центром внимания суда.

Поэтому институт признания сделок недействительными играет одну из ключевых ролей. Закон позволяет арбитражному управляющему или кредитору оспаривать сделки, совершенные до открытия производства или уже в его ходе, если такие действия нарушают принцип равенства кредиторов либо ухудшают имущественное состояние должника. Суд вправе отменить сделки, заключённые за три года до открытия дела о банкротстве, если они повлияли на возможность исполнения денежных обязательств или уменьшили ликвидационную массу.

В современной практике особое внимание уделяется так называемому «подозрительному периоду». Это время, когда должник уже знал или должен был знать о своей неплатежеспособности, но при этом продолжал совершать юридически корректные на вид действия, фактически наносящие ущерб кредиторам. Именно сделки, совершённые в этот период, чаще всего признаются судами противоречащими принципу добросовестности, даже если формально они не нарушают императивных норм.

Большая Палата Верховного Суда в постановлении от 7 сентября 2022 года по делу № 910/16579/20 сформулировала крайне важный подход: сделки, совершённые после возникновения у должника обязательства перед кредитором, должны оцениваться с учётом презумпции их фраудаторного характера. Иными словами, любое отчуждение имущества в период, когда долг уже существует, подлежит повышенному вниманию. Суд прямо указал, что правопорядок не может оставлять без реакции действия, которые формально не противоречат закону, но фактически являются злоупотреблением правом и совершаются в ущерб кредитору.

При анализе таких сделок суды исследуют не только их юридическое оформление, но и характер отношений между должником и контрагентом. Если покупателем или получателем имущества является связанное лицо, вероятность недобросовестного намерения существенно возрастает. Должники нередко переводят активы компаниям своей же группы, сохраняя фактический контроль над имуществом даже после его «продажи». Подобные операции рассматриваются особенно тщательно, а любая непрозрачность или отсутствие экономической логики усиливают сомнения в добросовестности.

Не меньшую роль играет и вопрос цены. Заниженная, заведомо нерыночная стоимость либо отсутствие подтверждения независимой оценкой — один из наиболее ярких индикаторов фраудаторности. Даже при наличии объяснений сторон суд оценивает реальный экономический результат сделки: улучшила ли она имущественное положение должника или, напротив, лишила его ключевых активов и затруднила расчёты с кредиторами.

Нередко возникают ситуации, когда сделка внешне безупречна, но её экономическая сущность свидетельствует о прямо противоположном. Поэтому суды исследуют движение денежных средств, сопутствующие действия должника, финансовую динамику до и после заключения сделки, а также общий контекст платёжеспособности. В центре анализа всегда находится вопрос: была ли сделка направлена на реальный экономический результат или её истинная цель — уклонение от исполнения обязательств.

Однако для признания сделки недействительной недостаточно указать на её сомнительность. Необходимо доказать причинно-следственную связь между правочином и ухудшением положения кредиторов: как именно сделка привела к невозможности погашения долга или создала преимущество одному кредитору перед другими. Если заявитель способен убедительно показать, каким образом сделка повлияла на ликвидационную массу, суд, как правило, становится на его сторону.

Современная практика Верховного Суда, основанная на принципах добросовестности и презумпции фраудаторности в критические периоды, формирует чёткие рамки для оценки поведения должника. Формальная правомерность сделки больше не спасает, если её экономическое содержание противоречит интересам кредиторов. Это заметно усилило эффективность оспаривания манипулятивных правочинов и сделало анализ хозяйственной деятельности должника значительно глубже.

Вывод

Институт признания сделок недействительными в условиях банкротства — это не формальность, а действенный механизм защиты баланса интересов между должником и кредиторами. Успех его применения зависит от качества доказательной базы и способности заявителя показать реальный экономический эффект спорной сделки. Логичное изложение фактов, анализ финансовой ситуации и демонстрация последствий для кредиторов — ключевые факторы успешного рассмотрения заявления судом.

С учётом развития судебной практики можно уверенно сказать: добросовестность становится центральным критерием оценки поведения должника, а любые действия в подозрительный период требуют особой внимательности и всестороннего анализа.